Необычайные приключения Коли Растеряйкина

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ 
КОЛИ РАСТЕРЯЙКИНА

 

Как Коля Растеряйкин родился

Когда Коля Растеряйкин родился, батя его — дядя Саша — на работе был (он трактора ремонтировал на «Белинсксельмамаше»). В яме ремонтной стоит, в мазуте весь и покуривает. Вдруг сверху Заяц: Санек, с тебя бутылек.
— Это с чего? Ключ что ль мой нашли?
— Сашка твоя вечор дочку родила!
— Я те за такие новости не бутылек, а бутыльком! Я ж на сына настраивался! Даже имя ему придумал — Колян. Поди, наврал: вон, вижу, рожа улыбается!
— Не веришь — сам позвони!
Дядя Саша и позвонил в роддом. Кого, говорит, там Александра Растеряйкина родила?
— Двоих, — говорят, — пацана и бабу.
— Вот, елы-палы, чего ж теперь делать? Одежонки-то не напасешься! — Сел он в курилке, пригорюнился, а тут к нему вся бригада его заходит. Сели рядышком, закурили, мастер Иван Андреевич и говорит: 
— Что, Саш, говорят, поздравить тебя можно?
— Можно-то можно, только не прокормлю я теперь сeмью. На восемьдесят-то рублей попробуй проживи вчетвером! Да еще матери Сашкиной помогать надо. 
Иван Андревич тут шапку из-за спины вынимает и дяде Саше на колени — бух! А шапка всклинь денег полна! И мелочевка, и трешки, и червонцы мятые! Всем заводом, говорят, собирали. Потом еще от профкома дали, и начальник цеха сам подошел, руку пожал и тоже дал в конверте от всего начальства. Дядя Саша как сосчитал, аж обалдел: без малого тыща вышла! Он аж чуть не заревел, как баба. Мужики, говорит, давайте я вам налью! А те: потом нальешь, а то знаем, чем кончится, так и профукаем все. К Сашке пока беги, дурья твоя голова, пока начальник отпускает.
Дядя Саша им в пояс поклонился, деньги в сумку запихал  и бегом на автобус. В город приехал и что-то его как екнуло: взял двушку и опять в роддом позвонил, посмотри-ка, говорит, девушка еще разик Растеряйкину. Та шуршала-шуршала. Потом: «Ой, — говорит, — она-то парнишку одного только родила. Двойню-то другая постаралась.
Эх дядя Саша тут и обрадовался! Узнал, какая палата у жены, думал скорей к ней бежал, а там говорят, мы вас к ней, мол, не пустим: не положено. А тот думает: ничо, Бог — не Яшка, видит, кому тяжко, авось чего-нибудь и придумаем.
Приходит к роддому, видит: на втором этаже на окне бумажка пришпандорена: 9 палата. Ну вот и разобрались. Зашел дядя Саша в скверик, вынул свои ножницы по металлу и давай у памятника цветы состригать: и розы, и тюльпаны, и гвоздики. Нарезал охапку, в мешок сложил, а тут свисток — патруль ментовский его увидал. Тот бежать, они — за ним. Он к роддому скорей (на полкилометра их обогнал), по пожарке залез, по карнизу впритирочку прошагал к оку и смотрит: Сашка лежит в палате, бледнющая и в белом вся. Отворил он фортку и мешок туда шваркнул, тот порвался, всю палату цветами засыпало! Девки визжать, а дядя Саша  слез, менты тут его и сцапали.
Который сержант милиционер был, как понял в чём дело, то решил lzl. Cfy. отпустить на все четыре стороны. Не каждый день события такие в жизни человека бывают. А рядовой, молодой такой пацаненок, упёрся и говорит: я комсомолец, в партию когда никогда поступлю, поэтому, по-человечески хоть его и пойму, а по долгу служебному, отпустить мы его никак не можем. Потому как если каждый  гражданин будет цветы у памятников щипать, то ничего путного в этом не будет. Один щипнет, другой щипнет, так, глядишь, и до анархии недалеко.  Сержант послушал молодого, да и согласился.  Отвели дядю Сашу в участок, а потом ещё и письмо на работу порицательное наваляли.
Письмо то на заводе получили, прочитали и дядю Сашу в актовый зал пригласили, чтоб при всём народе судить судом товарищеским.  Парторг слово первый взял:
 — Я, говорит, говорить долго не буду, гнать такого в шею и вся недолга. Да ещё и в суд народный передать, чтоб впаяли по самое не хочу. Следующий  библиотекарь старенький поднялся, с бородёнкой куцей, да в очках со стекляшками лупными. Откашлялся и говорит: 
Я что предлагаю, пускай на всю свою зарплату купит семян и засеет ими палисад тот. А так, чтоб дело в нарсуд подавать, это лишков, я считаю. 
Тут директор в бубенец позвонил и говорит: 
Не знаю прямо чего и сказать, вроде и виноват,  а вроде, как и не виноват. Пусть народ, что скажет, так и будет. Встали тут все бабы и как давай голосить: 
Да такого как Сашка, на руках надо носить,  наши-то обалдуи не то, что цветов, так и сами то не придут когда надо. Если увольнять Сашку будете, то и нас заодно всех увольняйте вместе с ним. 
Покричали, покричали, а потом проголосовали все единогласно, (кроме парторга, воздержался он) простить Дядю Сашу чтоб. А бабы-то потом ему пинеток, шапочек детских кучу надарили, а Настя Мордвинкина, кладовщица металлосклада, самовар старорежимный, пятиведерный презентовала. Ну, самовар Саша — то сдал куда надо, на кой ляд он сдался, а на денежки вырученные, когда зубок случился, с мужиками с работы гульнул хорошенько. А самовар тот  — это истории нашей доказательство, если не верите, что всё так на самом деле было. Его главбушка кафешки одной прикупила. Сами можете на него поглядеть: на улице Красной, напротив института — кафе «Русский чай». Как войдёте — налево, он там и стоит на столике.
   

Как Коля Растеряйкин учиться не хотел

Коля Растеряйкин сторожем в зоопарке работал. Придет, бывало, вечером на работу, зверей покормит, попоит, поглядит там чего, а потом сидит у себя в каптерке, чай пьет и телевизор смотрит. Вот утро настанет, Коля домой скорей, поспит, и — в школу (он во вторую смену учился). 
А учился, надо сказать, ребята, Коля неважно. Вот сидит он за партой и нет, чтоб об учебе думать, а думал о работе своей да о зверюшках.
Учительница, положим, говорит: «Где находится озеро Танганьика?» Коля рот раскроет, а сам думает: надо бы бурундуку орешков купить послаще. Уж больно он орешки сладенькие любит. Ну а если к доске его вызовут, скажет: «У меня атлас павлин себе в гнездо утащил. Ему же тоже хочется про географию поглядеть». Антонина Карловна головой покачает и скажет: «Эх, Коля, Коля! Неужели ты думаешь, что если у тебя работа есть, то тебе и учиться не надо?» Коля головой качает, а сам себе на уме: «И чего я буду из головы своей помойку делать? Зачем мне эта Танганьика-Манганьика? А надо будет чего — книжечку возьму да посмотрю».
Классная руководительница уж ругалась на Колю, ругалась, даже к матери его домой ходила. Пришла и говорит:
— Почему ваш сын в школе только лоботрясничает?
— Как это лоботрясничает? Вы на моего сына это! Не это! Живем мы вдвоем, а он лишнюю копеечку в дом это. Я в школе училась, и он пусть поучится. Дело-то такое.
— Мы тогда вашего Колю на второй год оставим.
— Ну и пожалуйста: повторение — мать учения. А так: читать умеет, писать умеет, считать умеет, что еще мужику надо.
Так и кончил Коля школу кое-как. Стукнуло ему уж пятьдесят лет. Бородищу себе отрастил, как у Льва Толстого. А сам так и работал в зоопарке.
Вот придет, скажем, на работу вечером и думает: надо бы нынче к обезьянам  зайти, давно уж у них не был. Войдет в клетку, говорит:
— Здорово, ребя!
— Здорово, Коля.
— Как дела у вас? Что хмурый такой, Чича?
— Курить уж очень хотца.
— Ну, пошли, покурим.
Выйдут, сядут на ступеньках, сигареты зажгут и курят сидят.  Чича ему и говорит:
— Хороший ты мужик, Коля. Наш. А в моем зоопарке сторож был — Женька Данишкин —  дурак дураком! Подойдет к клетке и весь день рожи корчит, аж смотреть противно. А ты — толковый. Сразу видно: в школе учился, а не штаны просиживал.
Потом Коля:
— Ну что, время. Только без обид, сами понимаете — служба. — Закроет клетку и идет в сторожку, чай пьет и телевизор смотрит.
Так и жил Коля, со многими общался, много штук всяких интересных узнал. Особенно к попугаям ему нравилось ходить: птичка вроде бы махонькая, а знает сколько!
Однажды посетители приходят в зоопарк, смотрят — на домике написано «Человек разумный. Ареал обитания — планета Земля». В окошечко глянули — а там Коля Растеряйкин сидит, чай пьет и телевизор смотрит.

Как Коля Растеряйкин в армии служил.

Коля Растеряйкин, когда был маленький, любил играть в солдатики. Построит их поротно, главного выберет, а потом возьмет шприц и давай в них водой сикать. Сикает, а сам «катюшу» звуками изображает. А еще брал солдатиков в ванную, положит их в ковшик и пустит плавать, а потом воду раскачивает, из душа льет, а сам крики солдатские озвучивает. Любил он еще солдатов на шкаф ставить и из рогатки шпонками расстреливать.
Но самая его любимая игра была — военкомат. Он солдатиков в очередь ставил, следом каждого штангельциркулем папкиным мерил и на аптекарских весах завешивал. И в книжечку все записывал: фио, рост, вес и в какие рода войск пойдет. Еще он новопринятым бойцам дедовщину устраивал. Возьмет мишку плюшевого и хлещет их почем зря, да еще и приговаривает: «Вот тебе, дух, вот тебе!»
Школу кончил Коля, потом — рогачку нашу двадцать вторую. Пришла ему повесточка. По комиссиям прогнали, здоров, говорят, как коров. И в армейку его забрили — команда 90, часть № 96537, поселок Ыджанмар, Саха-Якутия.
В первую же ночь начали дедушки молодых щитками от кроватей потчевать, прямо по кукундию. Кто больше выдержит, тот и молодец. Духов-то было 20 человек, а дедушков — 80. Вот и была потеха по полной программе. А потом пацанишку, что над Колей спал, убили совсем, наповал. А домой написали, что с турника упал и нутро отбил. Хотел было Коля бежать, да до ближайшего пункта — 80 километров.
Послали как-то Колю в караул, он и примерз там: уж больно холодно тогда было, рот откроешь, зубы-то и трескаются. Приходит прапор проверяющий, а на посту солдатик стоит, белый весь. Тот его схватил и в дежурку оттащил. Там дедушки Колю кое-как отогрели, чаем горячим отпоили. И после того случая никто Николая больше не обижал.
Год прошел, деды на дембель отправились. Прислали новую партию мясца говорящего. Коля решил отменить, чтобы молодых щитками по башкам колошматили: убить можно.
Как-то случай произошел перед Колиным дембелем. Нажрался он с другими дедами спирта технического и видение ему привиделось. Будто бы молодые солдаты — это те солдатики из детства, в которых он из шприца сикал. Поднял он духов, построил и давай из пожарной кишки на морозце поливать.
А потом спать лег и снится ему сон, словно детские его солдатики пришли к нему и говорят: «Чего ж ты, сука, делаешь! Они же живые, это нам, пластмассовым, наплевать!..»
Проснулся Коля, а над ним молодой стоит и заточку держит, а ударить не может. Николай ему и говорит: «Прости, братишка, не со зла я. Меня обижали, а я — вас». И с той поры дедовщину всякую прекратил.
А сейчас, если хотите, то Коляна всегда на День пограничника можно увидеть. Сидит в «Ниве» за дверью, в зеленой фуражке, водчонку потягивает и байки военные травит. А потом идет домой поддатый, песню свою строевую горланит. 
А домой придет, сядет в прихожей на тумбочке и плачет.

Как Коля Растеряйкин в народ ходил

Встал как-то с утра Коля, сел на кровати, чан почесал, сигарету из пачки достал, закурил. Телевизор свой маленький включил, кулаком по нему вдарил, чтоб картинка появилась. Передачу начал глядеть, «Последний герой» называется. Посмотрел, а потом и задумался. Вот, люди живут! Бананы, папуйи-маракуйи едят, купаются, загорают, да и с бабами еще. Да и за это все по лимону получат. А тут: встал в пять — и на птицефабрику. Ходишь весь день по говну куриному, да болты с гайками подкручиваешь. И все за восемьсотку в месяц. В восемь вечера придешь, все и удовольствие — после работы в таверну зайти и налузгаться, чтоб домой, как бабочка, лететь.
 Потом вспоминать Коля начал, как же в последний раз отдыхал. Потом и вспомнил: когда в пионерском лагере грузчиком работал. Поедешь в город за продуктами, нажрешься, потом приедешь, поспишь, покупаешься, подерешься в легкую, поработаешь и опять спать. А ночь придет — к поварихам пойдешь, выпьешь опять же, пионерским обедом закусишь, а потом маленько шуры-муры покрутишь. Вот жизнь была!
Переключил Коля телевизор, а там солдаты американские наших русских парнишек мочат. Плюнул Коля, выключил все к чертям, и тут-то мысль его и озарила. Что ж думает, такое! Народ-то наш не то дурак, не то хуже дитяти малого. Смотрит, чего кажут и радуется, слюни пускает, да еще и власть нахваливает. Не дело это. Жизнь-то хуже и хуже. И решил Коля, что революцию надо делать. Президента скинуть к чертям собачим, а на его место нового поставить, нашего мужика. Сказано — сделано, надо народ подымать.
 В субботу с утра торбу собрал, сел на электричку и поехал в райцентр, оттуда на автобусе часок проехал, встал у магазина на ящик и начал пропаганду гнать. Народ вроде и стал потихоньку подтягиваться, слушать. Потом и соглашаться начал. Коля мужику одному говорит: вот тебя поставь Президентом, не смог что ли б? Тот говорит: смог! Я то с народа, знаю, как народ живет. А нынешний-то только по телевизору глядит, да из машины. Только уж подбил Коля народ за вилы с топорами браться, как вдруг машина подъезжает (председателева, говорят), мужик вылезает, к Коле подошел, чего тебе, говорит. Коля не растерялся, за правду, мол, народ подымаю. Мужик вынул из кошелька и сунул Коле. Тот смотрит: пятьсот рублей. Хотел было в харю ему кинуть, а он уж сел  в авто и укатил. 
Мужики и говорят, ну уж коли так вышло, деньги эти с умом потратить надо. Так и тратили все выходные. Утром в понедельник встает Коля на работу. Чеплан трещит! А денег пять копеек осталось. Кое-как дороботал до обеда, а там уж хоть в петлю лезь: и тошнит, и мошнит, и все такое. Вдруг, словно шепнул кто: а ты, мол, Коля, в сецовке старой посмотри. Полез он, и точно: полтинник нашел! Во хорошо-то! Взял в столовой супцу тарелочку, макаронцу, поел. Потом нашел мужика одного, Витю-молчуна. Вышли за проходную, взяли бутылочку. 
Коля и думает, жизнь-то и ничего вроде. Дело-то в чем: в голове все дело! Думаешь, что  плохо все, и вокруг тебя так и будет. А надо думать, что хорошо все, так и получится 1. Вот так вот, аж в голос крикнул. А Витя-молчун: вот и хрен-то! Нормально, мол, все!
 

Как Коля Растеряйкин умер

Приходит как-то Коля Растеряйкин домой с работы, походил, походил по квартире, чего-то, думает не то. В углу вон обой свисает, линолеум отклеился. Да, думает, тут дело ремонтом пахнет. Я ведь, как въехал, так и не ремонтировался. Пошел к дружку одному, тот как раз по строительству шабашил. Купил бутылёк, сидят, разговаривают. Борька и говорит: я тебе так -то чего скажу? Посмотреть надо, мужиков позвать. Ну, по дружбе тебе скидочку сделаем.
На другой день, в воскресение, привел Борис к Коле бригаду. Мужики все толковые, видно: не один пуд соли съели. Ходили, ходили, смотрели, смотрели. Один потом и говорит: дело тут нешуточное. Стены-то у тебя все кривые. Подешевше никак не выйдет: материала больше уйдет. Да и работы больше: тут подгони, там отрежь, и все такое. Коля: сколько?
Ну, крякали они, крякали, потом и говорят: ну, за все, про все: десять тыщ с хвостиком. Коля аж заревел: да вы чего, мужики? У меня денег-то таких отродясь не было. Вынес им бутылочку, сальца нарезал. Те выпили, закусили, и говорят: а хрен с ней! За пять тебе сделаем. Но с кормежкой. Коля: три. Те в ответ: четыре восемьсот. Сбегал Коля еще за бутылочкой, так и сторговались: четыре двести плюс водка. 
Договорился Коля с мужиками и думать начал, где деньги брать. Зарплата-то  у Коли была всего ничего: полторы тысячи в месяц. Бухгалтерша ему и сказала: чего ты, говорит, думаешь, голову ломаешь, нервные клетки-то не восстанавливаются. Возьми вон ссуду в госбанке, а отдавать из зарплаты будешь по двести рублей. Николай так и сделал. Пришел к Борьке и говорит: я деньги достал, можно начинать. Бригада на следующий день пришла, все померила, посчитали потом при Коле на микрокалькуляторе, чтобы по честному все было. Тудыльча, на выходных, решили и начинать. Материал договорились, чтобы мужики купили. Отдал им Коля деньги. Они говорят:  на складе всё возьмём, чтобы подешевле вышло, а ты пока, хозяин, к ремонту настраивайся, обои срывай, мебель газетами закрой, чтобы не замарать, ну там доступ к стенам освободи.
Коля в пятницу с работы пришел, помылся, поел, «Толстушку» из ящика достал, прочел, потом смотрит на часы: одиннадцать часов ночи, пора и спать ложиться, завтра день тяжелый — мужики с ранья придут. Заварил на сон грядущий чайку послаще, а потом постель разобрал, телевизор врубил и лежит, покуривает, чай пьет. Передачу показывали интересную, ходят чего-то люди, разговаривают, а Коля лежит, смотрит на них и думает: вот если  б у них ремонт завтра был, они хрен так ходили бы. Дураки, одним словом. Пощелкал, пощелкал по каналам, на одном кто-то трахается, на другом бабы голые, на третьем про месячные какая-то врачиха рассказывает, как, говорит, сделать так, чтоб ничего никуда не просачивалось. Плюнул Коля, встал и телевизор выключил. В кухню зашёл, покурил последнюю на ночь, стопочку треснул, макароном закусил, поссал и спать лег.
Мужики с утра на рынок пошли, купили у татарчонка одного обойцев,  красочки, водочки, пивца на запивочку взяли и к Коле на Вшивую горку рванули. Заходят в подъезд, покурили перед дверью, стали звонить, только никто что-то не открывает. Торкнули дверь, она и отворилась. Заходят, Коля спит лежит. Вставай, говорят, хозяин, солнышко уже высоко, а ты все булки паришь. Борька-то его пихнул легонечко, а он уж холодный весь, застывший. Мужики сначала оторопели, вот это, говорят, Коля отчебучил: умер. Вот тебе и поремонтировались. Выпили у кровати покойного за помин души, все там будем, сказали, потом пошли и от соседей милицию вызвали. Приехала она и давай выспрашивать, выведывать, потом труповозку вызвали, квартиру опечатали. Борька-то спрашивает у сержантика: а кто ж хоронить-то его будет, ведь родственников у него нет никого. А тот ему: известно кто, если никто не объявится, за счет государства и похороним. 
А мужики потом сидят в корчме и разговоры ведут: вот так живешь, живешь,  раз и нет тебя. А другой говорит: был человек и нет человека. Говорят, мужики мрут, словно мухи по зиме, жизнь-то какая — денег не плотют. Потом дошли до кондиции и с соседями по столику подрались. Их всех в ментуру и забрали. 
А в Колину квартиру другой Коля въехал. Борькина бригада ему ремонт и делала, только на этот раз все до конца довели, но за десять тысяч, по полной слупили.

Как Коля Растеряйкин в коммунальной квартире жил.

Решил Коля отдельно от родителей жить.  Сниму, думает, хатёнку.  Купил газету «Из первых рук», посидел на работе с карандашиком и выбрал, чтоб подешевше, да к работе поближе.
На следующий день пришёл, посмотрел — вроде ничего (на общей кухне, правда.). Покидал вещички в чемодан и съехал из дома.  После работы в новую избу пришёл, лёг обумши, покуривает в свою дудку.  Вот, думает, идиллия — ни матери тебе, ни бати, ни дедушки полоумного, лежи себе, да по углам высмаркивайся.  Лежал, он лежал — в ус не дул,  вдруг часов в 9 кто-то в дверь стучится.  Думает Коля: « Кого это чёрт принёс?» Отворяет, а на пороге тётка стоит.  Он ей: «Те чо?» А она ему: «Дед Копчо! Соседка я твоя, Василиска. Ты  проставляться думаешь или как?» Коля в ответ: « А сколько проставляться-то надо?»  
— А ты сам подумай, у нас 4 квартиры — каждой по пузырю.
— А хлебло у вас не треснет?
— Ты, как вижу у нас — саботажник, штрейкбрейхер. Как бы потом раскаиваться не пришлось.
— А ты не пугай, я  с такими как ты, знаешь что делал?
— Ой, ой грозный какой….
 Тут в  двери ещё чья-то морда показалась.
 —    Пшла отсюда вон, дура алкоголическая.
Баба дверная завизжала и прочь порскнула. 
— Я — Саня, — морда говорит, — выпиваешь здоровья для? Я на люкёру — водочном работаю. На пробу продукта взял малёху, с ведома  начальства. Уж больно водочку у нас вкусную сегодня произвели. Только вот не с кем, компашку составишь?
Так и просидели они всю ночь у  Растеряйкина в комнате, беседы беседовали, да водчонку попивали. 
И пошло, поехало так изо дня в день. Как вечер, Санёк из первой комнаты заходит и говорит: «Продукта  взял малёху, с ведома  начальства.  Уж больно водочку у  нас вкусную сегодня произвели. Только вот не с кем потребить, компашку составишь?
Первое время Коля Растеряйкин на халявку пил, а потом, неудобно как-то, стал и сам покупать.  Первую неделю они вдвоём пили, а потом к ним  и вся хаза присоединилась.  Кому же побухать не охота?
Так жизнь и текла — день на день похож, но нежданно праздник случился.  Да не какая-нибудь  дрянь, а наш — Новый  год.  Купили в складчину ёлку искусственную и  игрушек- самоделок  штук двадцать. К десяти часам все при параде уже были: Саня из первой комнаты в пиджаке с галстуком (с галстуком намучился больно — вязать никто не  умеет, так и пришлось — морским  узлом завязать); Васка из второй — платьишко какое-то надыбала, губы намазала, чёрт узнаешь, вроде и на бабу стала похожа; семья, из угловой,  в полном составе собралась — муж, жена, бабушка полуслепая, да трое девчонок — мал мала меньше. А Коля  костюм Деда Мороза нацепил и в комнате своей притаился, кто не стучится  — молчок, будто бы нет его.  В половине одиннадцатого народ совсем с ума сошёл. Бегают по всему дому — Колю ищут,  даже на улице смотрели — вдруг шмякнулся где, лежит, встать не может, мало ли чего в жизни бывает.  Приходят в кухню, а там Дед Мороз — борода до пола — сидит-посиживает,  бороду поглаживает. 
— Ну-ка,  давай народ честной, стихи  рассказывай или песню какую запевай.
Все: А!! Нашёлся, чёрт мордовский, на-ка за штрафа пей, пока не остыло!
Потом  хором песни пели и под радио плясали. Часам к одиннадцати  по нормальному  за стол сели, выпили водочки хорошенько, потом пивка попили из бокалов чайных, а без пяти двенадцать бутылку шампанского открыли и всем по чуть-чуть налили. Как куранты зазвенели, давай все орать, визжать. А после, в Новом году уже, детей спать уложили, а сами на ёлку отправились — по пакетам водки, да закуски попихали. Идут, да на каждом перекрёстке выпивают и всех прохожих угощают. 
 Когда домой с ёлки вернулись, оказалось пополнение в строю новогодников: Дед Мороз со Снегуркой (Дед-то ёще ничего — держится, а Снегурка совсем плохая, в двери не выписывается  и орет, не пойми-не разбери), потом девчонку лет  пятнадцати — юбка чуть пониже того места, откуда ноги растут,  младший сержант милицейский (прямо с поста взяли, на пять минут как бы), и парнишка хромой (на Чечне, говорит, подранили).
 Поставили пельменей и сидят, выпивают. 
В половине третьего или четвертого, песню все затянули: «Ой, при лужке, при лужке….».
А в это время президент Путин город их инспектировал, смотрел, как народ простой живёт, праздник встречает. Едет с губернатором на «Волге» — видит дом-«сталинка» стоит. 
— Стой-ка, любезный, — шоферу говорит, — вот здесь где-нибудь останови. — Вышли и заходят прямо в Коли Растеряйкинскую  квартиру, а там дым коромыслом — народ гуляет.  Путин-то, когда по коридору шёл,  в белье запутался, а губернатор головой в таз ударился.  Заходят в кухню: «Здравствуйте, — говорят, — господа-товарищи». Все в ответ: «Здрасте, товарищ президент, здрасте, товарищ губернатор, присаживайтесь — водчишки отведайте, мойвы копчёненькой покушайте».
— Молодцы, — Путин говорит, — чего вам, братцы надо, говорите, всё для вас выполню.
— А не надо нам ничего, и так всё у нас есть. Только скажите там начальникам всяким, чтоб народ почём зря не обижали.
Растрогался тут Путин, сел в машину и помчался указ новый издавать.  А жильцы квартиры под номером 8  по улице 9-го января  продолжили праздник отмечать.
К обеду 1-го числа встали все, чепландий с похмелундры — «бо-бо». Вот тогда-то встрянулись, что ж ничего у президента не попросили.  А  Коля Растеряйкин позже всех встал, видит народ весь в печали, он им  и говорит:
— Руку правую все поднимите (подняли), а теперь скажите: ну и хрен с ним со всем, не было и не надо! И так жить  хорошо, только понять это надо. 

Как Коля Растеряйкин женился

Однажды Коля Растеряйкин женился. Девка наша, фабричная. Проживать они стали на Колиной жилплощади: маманька, бабанька, сестра и счастливые молодожены, а потом еще и кошку завели жирненькую. Хорошо, что дом-то был большой, целых три комнаты: зала, кухня и спальня. Отгородили молодым клетушечку: живите, говорят, на здоровье. А на поклон им подарили набор кастрюлев, видеомагнитофон и телевизор маленький переносной. Вот и стали они жить-поживать, да добра наживать.
Коля в ЧОПе работал, сутки через трое ходил, молодая в частной торговле промышляла — ручки частные у барыги продавала. Мать с бабкой Колины на пенсии маялись, а сестренка в тире парковом пульки продавала.
А тут как раз в Чечне конфликт начался. Телеграмма жене Колиной приходит: «Ждитевыезжаем тчк бабуля». Коля жене говорит: «Это какая такая бабуля?» «Моя, Клава Андреевна, погостить приедет. Пока война не кончится».
Ну и приехали: бабуля с мужем-чеченом, двумя дочерьми (мужья ихи на войну подались) и внучонком Эльбрусиком.
Жить тесно стало, дом их в казарму превратился. 
Вот день Колин как начинался: встанет, а там уж Зелихан Рамазанович помолился, сидит, шашки свои фамильные точит. Коля придет с работы, а там уж Зелихан Рамазанович помолился, сидит, шашки свои фамильные точит, а Эльбрусик кур палкой по двору гоняет.
Слава Аллаху, потом сестра замуж вышла, мать Колину с бабанькой к мужу вместо приданого забрала. И остался Коля один в тылу врага, уж и веру нашу православную начал забывать.
Жили они так, жили, только как-то раз подарили Коле на работе к 23 февраля два лотерейных билета. Ну он их сразу и  запсотил куда-то. А потом жена телек смотрит, глядь, а там — розыгрыш как раз тех самых билетов. Она билеты вынула, смотрит — совпало все! А выигрыш — машинка стиральная. Коля туда позвонил, так, мол, и так, говорит, выиграл я машинеху. Те ему: ну, приезжай, коли так. Обратно, говорят, на машине тебя домчим.
Приехал Коля в центр выдачи призов, билет им сунул. Те очки напялили, посмотрели. Точно, говорят. Распишись, говорят, в книжечке, а потом сфоткайся с нами на память. Сфоткались, посадили Колю в грузовичок, машинку запихали. Приезжают, выгрузили подарок, а Коля не выходит, сидит в кабине, покуривает. Докурил, папиросу выкинул, вылезает, смотрит: дома нет никакого. Пепелище, семья его — погорельцы, пожарные, менты, и машинка посередь двора стоит. И Эльбрусик бегает, угли швыряет. Он-то как оказалось, и пустил петуха. Играл со спичками, играл, и спалил всю избу. 
На ту беду кто-то из соседей на телевидение позвонил: « Приезжайте, говорят, снимайте — век не забудете». А передачу телевизионную губернатор случайно смотрел. Бреется, а жена-то и говорит: «Вася, скоро ведь у тебя выборы людям  помоги, народ-то и потянется». У губернатора даже бритва из рук выпала. Как вдарит по столу, аж посуда звякнула, да как заорёт: « Да как тебе, дурени, не совестно! Я не из корысти какой губернаторствую. Я от чистого сердца народу помогаю». Сказал так, надел кепку, ботинки нацепил и, как  был, с одной щекой небритой, так из дома и выбег. Тормознул молоковозку и поехал Коли Растеряйкина семью из беды выручать. 
Приехал губернатор на место и говорит:  «Вы, семья, не тужи. От имени всей области даем вам  новое жильё на три, нет, на четыре комнаты. У нас в центре города построился дом, туда-то мы вас и направляем. Там как раз во дворе детский садик, чтоб Эльбрусику  играть где было. 
Сказано, сделано. А надо сказать, дом-то горелый бабка старая застраховала, на сто тысяч. Госстрах человечка прислал, а он понюхал, потрогал и говорит:  «Это вы специально, сами и подпалили, чтоб деньги из государства высосать». Соседи же Колины в крик, да вы что, как может человек жильё своё спалить. Покричали, покричали, да так деньги и не заплатили.  А потом выяснилось, что дом-то по вине соседа-алкаша сгорел. Пришёл он однажды на новую Колину квартиру с повинной и с бутылкой и говорит: «Прости меня, Коля — это я по пьяной лавке дом-то твой припалил немного. Вышло так, не хотел я. Правда, — говорит, — всех подробностей вспомнить не вспомню, но сердце чует — я руку приложил». Колина семья ему и отвечает:  « Кто старое помянет, тому и глаз вон». Посидели они, старую жизнь повспоминали, поплакали. 
Но не долго они так жили, из южной республики одна из дочерей Зелихана Рамазановича муженька выписала, война закончилась, вот он от безработицы и  стал маяться. Приехал он, тихий такой мужичок,  ростишком не велик, но видный, жене-то Колиной сразу приглянулся. И тут Николаю бы жить продолжать, да радоваться — семья-то собирается в полном объёме, ан нет, бес его под ребро кольнул. От жены к молоденькой бегать начал, своя-то надоела, всю географию ейную вызубрил вдоль и поперёк. Жена-то как узнала, плакала сильно, а потом у них с Колей разговор серьёзный вышел. Пришли они к выводам логическим, что надо расставаться. 
Коля, как мужик настоящий, квартиру и вещи все  жинке оставил — ушёл с одним чемоданом к любимой своей. Да только та ему и говорит: « На кой ты мне такой нужен, иди куда хочешь».  Коля-то и пошёл, помыкался, помыкался, да и квартирёнку  дешёвенькую снял. Первое-то время переживал сильно, а потом подумал:  «Все, что в жизни не делается — всё к лучшему». 

Как Коля Растеряйкин исправился

Стукнуло Коле Растеряйкину полтинник. А говорят, это у мужчин — переходный возраст еще один. То ему не так, это — не эдак. Да и радоваться-то особо не чему: дочери семнадцать, по женихам шляется, сыну — двенадцать, на дискотеках торчит, или дома сядет, наушники напялит да реп свой поганый слушает. Жена в школе учительствует, все время там пропадает, а до дома ей и дела нет. Вот так и жили, вроде и есть всё, да и нет ничего. Коля, обычно придёт домой, а там  никого, щей холодных похлебает, яичко сварит и сидит, в телевизор пялится или там газеты какие читает. Но даже если вся семья в сборе, не меняется ничего, все одно так, будто и нет никого.
  Неделя за неделей, месяц за месяцем — и всё хуже и хуже, тоска смертная. Стал Коля иногда к бутылке прикладываться,  сначала редко, а потом каждый божий день. И не сказать, что сильно напивался — нет, навеселе чтобы быть. Вроде выпьешь — и жизнь не такая серая, раскрашивается что ли, в разные цвета.  Ходит Коля по дому и несёт всякую ересь, жена-то первое время пыталась ему объяснить, что не дело это. А потом видит — со стенкой беседует, рукой махнула, говорит:  «Об одном прошу: напился, не приставай ни к кому, сел вон и сиди или спать ложись».  Сядет Коля на кухне и в окно смотрит, как люди на улице ходят, домой спешат, он-то и думает: «Куда вы все бежите! Дома-то каждый день одно и то же, впору и не возвращаться. Да только куда, к кому пойдешь: друзей не осталось — всех жизнь растеряла. Вот и остаётся домой прийти, да спать ложиться, потому как делать больше нечего». Подумает он так о своём, покурит, в туалет пойдет, из заначки выпьет пару рюмочек — да пойдет ко сну отходить. 
А потом уж и дня не было: без просвету пил. На работе вреде б ничего, а домой пойдет, в таверне пару кружечек пивка попьет с палочкой крабовой, а потом для догонца стограммочку.  И уж гашеный. До дома доползёт, это, говорит, я прибыл — сени отворяйте. Домочадцы  только руками и  разведут. Жена  втихую таблетки уж ему в чай ложила противоалкогольные. А тому хоть бы что, только запор замучил. Ему дети уж говорили, кодируйся иди, давай.  Э не, я  чё алкач, что ли, пускай они и кодируются, а мне не надо здоровье портить. 
Один раз всей семьей в гости собирались к Колиной матери на семьдесят лет. Все одеваются, а Николай заперся в туалете, да из заначки стопочку и налил, мылом  земляничным занюхал и вышел, как ни в чём не бывало, под нос себе что-то бубнит. Хотел было в прихожку выйти, да вдруг слышит, дочка  жене говорит:  — Ма, а может, папку не возьмём, ведь он опять там напьётся. —  Да  ты, что Оля, это же у его мамы день рождения! — Но она же сама расстроится, помнишь, как в тот раз плакала? 
Коля выходит, а они: О, да уж он тепленький у нас с утра. 
Так и не взяли Колька, а матери сказали — приболел немножко — гриппует. Сел Коля в туалете, когда они ушли, взял бутылку, думает, допью её одним махом. А потом словно, что-то нашло — взял да и вылил её без остатка в унитаз.
С тех пор Коля  в рот не брал, отношения в семье налаживаться стали, дети здороваться начали, жена улыбаться и всё такое. Николай и рад радёшенек, как подменили его будто, все говорят. И слух ещё пустили, словно жена Колина бабульку знахарщицу нашла, та мужика от водки и вылечила. Бабы спрашивали все у Николькиной жены, дай адрес, да дай адрес. А она им: да не было никакой бабки, сам он пить бросил.
Но один раз вот что вышло, на 23 февраля как раз. Коля  в ночь тогда работал. Да только начальник говорит: мужики, бухаем сегодня, работать не будем,  наш  ведь праздник. Коля им: Только вот чё, ребя, посидеть — посижу, а вот пить — ни-ни, в рот не возьму. Те ему: да хватит, что ль, одну рюмочку можно за праздник, а больше-то и предлагать не будем, самим мало. Ну, Коля мурыжился, мурыжился, да только как вся бригада на него насела.  Так и выпил одну, а потом и вторую, а за ней и третья подкралась тихонечко. Потом уж и сам в горло топливо кидать начал, и счёт им, родимым потерял. 
Как до дома добрался, чёрт её знает.  С третьего раза дверь в прихожку открыл,  и протрезвел вроде весь, как подумал, что он испортил все, за раз, жизнь свою налаживающуюся на помойку выкинул. Зашёл в квартиру — никто не встречает.  Прошёл по всем комнатам — нету никого. Так ему горько, сердечному, стало, скинул пальто, сел на кухоньке и давай папиросками горе своё забывать. Потом, встал, дошёл до ларька, взял полтарушник пивка. Домой пришел, да и нажрался опять допьяна за минут десять.
 Так сидел он себе бы и сидел, сопли распускал бы, пока не упал бы, да только вдруг слышит, дверь входная отворяется, заходит вся  семья, раздеваются, на кухню заходят, а Коля им бубнит:  и чё, и где? Захожу, тут накидано, набросано и бардак здесь у вас тут повсюдошный! И чё?  Да ведь мы тебе подарок покупать ходили, чай праздник мужской завтра. Часы вот тебе командирские приобрели, гарантия 3 года, смотри: во какие, примерь-ка. Коля тут на пол сел и заплакал: простите меня, мои хорошие, нажрался ведь я, как собака, а вы мне подарок. Спасибо, простите меня, пожалста, спасибо, ну уж простите. И зарыдал как телок несмышленый. 
Семья Колю подняла, умыла, раздела, да спать положила. Сели все около неё и говорят. Какой же ты глупенький, мы же всё понимаем — всякое в жизни случается. Только знаешь, какой есть ты, такого тебя любим и любить будем. Коля опять всплакнул, засыпая. И ночью ему снились сны только хорошие: дочка, сын, жена, да  мать с отцом.

Как Коля Растеряйкин на поезде ехал

Однажды Коля Растеряйкин домой с армии возвращался. Сел в поезд, торбу бросил на полку и сидит сканворд отгадывает. Поотгадывает, поотгадывает, вытащит письмишко матушкино и в сотый раз его перечитывает.
На полустанке каком-то подсел к Коле мужичонка, одет по-простому, в спортивный костюм. Коля думает, дембель-то обмыть надо, а вот и напарник появился (один же пить не будешь). Сходил в буфет, пивка купил, шесть бутылочек. Приходит, а мужичок переоделся, майку надел, «Чикаго Боллз», тапочки обул и сидит, чаек казенный попивает. Потом взял, лег на полку, лежит-полеживает и в окошко глядит.
Коля говорит:
— Меня Коля зовут. А вас как?
— Дядя Володя. А ты, я вижу, отслужил?
— Да, вот домой добираюсь. Можа пивка? Я угощаю.
— Да я не пью вообще-то. Но за ДМБ твое, видит Бог, немножко можно.
Выпили, разговорились. Дядя Володя, говорит, в Москве работает, людям, мол, помогает. Только контора не городская, а как бы по всей стране. Коля ему:
— А, это наподобие собеса?
— Ну, типа того.
Коля потом говорит:
— А я вот до армии в деревне свой на «Кировце» вкалывал. Вот ты послушай, какая беда приключилась. Мать весточку прислала, пишет, что председатель на мой трактор сынка своего посадил. А я вот этими руками лошадку железную до винтика перебрал. Как родной он мне, живой будто бы. А сын-то председателев ездить не умеет, разбомбит, как пить дать, трактор!
Дядя Володя посидел, подумал, и спрашивает:
— Вот Коля, скажи мне, а чего ты хочешь в жизни добиться?
— Дом чтоб был, жена нормальная, дети: двух сыновей хочу. А еще, да чего еще, чтоб деньги за работу нормальные платили.
Дядя Володя усмехнулся, говорит:
— Думаешь, простая мечта? Чтоб это заиметь, тебе многое нужно будет сделать. — Коля ему:
— А я, по-твоему, дурак? Я все прекрасно понимаю. У меня вот дело любимое было, а теперь домой приеду — чем заниматься? На рынке носками торговать или картошкой? Не торгаш я, понимаешь, в чем дело, дядя Володя! Железки люблю.
— Дело, Коля, в том, — сосед говорит, — так ведь не всегда получается, чтоб любимым делом заниматься. Я вот, например, спортом люблю заниматься. И что ж мне, по твоему, этим всю жизнь заниматься? Я б с удовольствием, да не выходит так. Сидишь на работе, как пень, да бумажки в конторе перебираешь. Или болтаешь, как балабол, весь день. Уж и сам не рад, что в это ввязался. Знаешь, Коля, жизнь прожить — не поле перейти. Знал бы, кто так сказал, в ноги бы поклонился.
— Так это ж народ придумал.
— Вот ему и поклониться нужно. 
Посидели еще, посидели, дядя Володя и говорит:
— Знаешь, Коля, все у меня есть, работа, деньги неплохие, семья дети, а все ж не хватает чего-то в жизни. 
— Ну, я не знаю даже чего.
— С тобой вот сейчас сидел, понял. Такого вот разговора с тобой, не с тобой, с обычным человеком. Вот чего не хватало. 
Сидели Коля с дядей Володей долго еще, говорили о чем-то, обо всем. А потом проводница пришла и говорит:
— Мужчина, скоро станция ваша. Говорить — говорите, а в нужном месте и слазьте. Мне проблемы лишние не нужны. 
Дядя Володя собрался на скорую руку, вещи сложил в баул. И говорит:
— Ну, все, Коля, пошел я. Пора, дела, брат, знаешь. Вот я тебе телефончик написал, позвонишь, если в колхозе проблемы какие будут. Спросишь Наума Юрьевича, скажешь: от меня. Ну, все. Приятно было поговорить с тобой. — Сказал и пошел на выход.
А Коля приезжает в колхоз, председатель ему и говорит:
— Ну чего, Колюшок, пойдешь вон механиком на свиноферму.
— А я на трактор свой хочу!
— Хочу — Пикачу! Нету местов! Механиком или вон гуляй до города, можа там повезет.
Пришел Коля домой, сидел, думал, как же быть. Вспомнил потом про телефон, пошел на почту и позвонил. Там говорят:
— А,  это ты, Коля?
— Я.
— Мне про тебя дядя Володя уж сказал. Иди завтра с утра на работу, на трактор сядешь. Сняли сына председателева, за то, что за техникой следить не может, на учетчика поставили.
Коля с утра приходит в контору, а там уж председатель его ждет:
— Что ж долго то так? Мы уж думали, случилось чего, посылать за тобой хотели. Короче, с сегодняшнего дня будешь на «Кировце» работать. Только починишь, Васька-то мой его об стену немножко шарахнул.
— Коля сказал «спасибо» да на выход пошел. Смотрит на стену, а там плакат,и с него дядя Володя смотрит. Тот и спроси:
— Василий Иванович, а кто ж это?
— Ты чего, ополоумел в  своей армии? Там на твоих островах телевизора что ль не было? Это ж Путин — Президент русский!
Коля вышел на улицу, сел на крылечко, закурил и думает:
— Чего только в жизни не бывает.

Как Коля Растеряйкин в запой ушел

Однажды Коля Растеряйкин из школы домой пришел. А мама лежит больная, бабушка ходит, хозяйничает: суп готовит, пельмени лепит. А Коле «двойку» в школе поставили, он страничку вырвал из дневника, новую заполнил и домой принес. Настрой у него и понизился.
Пришел в четыре часа отчим, он в ЖЭУ слесарем работал. И говорит, ну, сына, аквариум-то, что я тебе обещал (тот аж расцвел), тю-тю, на работе скоммуниздили. Тут Коля и заплакал. 
А потом слышит, мать отчиму на кухне говорит: «Что ж ты, сволочь, творишь, а? Где зарплата, пропил? И ребенка обманул». А тот ей матом.
После мать заходит и говорит: «А ты чего, орясина, бездельничаешь? Быстро половики выбивать!» «Да я только недавно выбивал…» «Ты как с матерью разговариваешь! Ну-ка быстро!»
Выбил Коля половики и кушать пошел. Поел, а бабушка и говорит: «Иди-ка посуду мой!» он ей: «Я свою вымыл, а ту я не ел». А она: «Я за вас за всех готовлю, как фабриккухня, стираю, убираю, и говно подмываю. А вы даже слова доброго не скажете. Вот как умру, грязью без меня зарастете. И ты, яблоко от яблони недалеко падает».
Коля разобиделся ужасно и в туалете заперся. Смотрит, а в ведре задачник по физике его лежит, желтенький.
Вышел Коля из дому, уйду, думает, из дому и не вернусь никогда. Смотрит: мужики на лавочке сидят, из бутылки что-то попивают. Эй, малой, говорят! Не хнычь! На-ка, хлебни красненького. Взял он бутылочку, «Атмис» написано. Хлебнул разик, потом еще.

От издателей. На этом рассказ обрывается. Авторы исчезли: одного забрали в армию, другой запылился в бумагах на работе. Обычный конец истории.

Послесловие

Стоим как-то вечером на остановке около магазина, то ли « Светлячок», то ли «Табачок», в общем, не важно это совсем. Глядь: рожа знакомая чешет,  видит бог, это ж Колёк Растеряйкин.
— Слышь, что ль!  
— Ба, писатели, етишкин кот!
— Как у тебя, Коля, жена, как деточуи?
— Да ничо. Живем, хлеб жуем.
— Колёк, а чего это ты на ночь глядя по магазинам блондаешь, чего к семье-то не торопишься?
— А чо там медом, что ли помазано. Вон хлебцов купил, молока пакет, да  Лунных ночей два бутылёчка. После работы расслаблюсь.
— Колек, а ты слушал, чего в телевизоре говорят, по 9-му каналу? Лунных ночей больше одной в чан потреблять не можно. Хреново потом будет.
— Сам знаю, что хреново мне может утром станет. Так то завтра будет. И вообще, не имеет значения, главное — жизнь.
— Эх, Колёк, Колёк, дрянь ты человечишко. Христос то, поди, с неба глядит на тебя и пальчиком грозит. Вот, говорит,  Коля из-за глотка вина удушится. 
— Да хватит вам что ль, я ж прикалываюсь, я и сам вам предложить хотел, я ж вас сразу увидел ещё в магазине, поэтому две и взял.
Пузырек бормотуна веселого быстренько в три рыла ухайдакали. 
— Колёк, бог — не Яшка, только вышла промашка. Пойдем теперь мы возьмём, здоровье подлечим. А то сердечко что-то барахлить стало, а вино-то, вишь — целебное, вкусное, ум отопьёшь. 
— Это точно! Надо бы письмо на завод винный письмо написать, спасибо сказать.
Взяли ещё две штучки и один сырок с Винни-Пухом. Вышли на улицу, сели на лавку и давай разговоры разговаривать. Про все трещали про Путина, про Шмутина, про работу, про друганов старых, у кого там там как, кто на коне, а кто в тюрьме. Сидели, сидели, потом вдруг Коля на часы посмотрел и говорит:
— Э, я пойду, а то хрен доберусь. Я ж ведь переехал, теперь, живу у чёрта на куличках. Зато дешевле и к работе ближе. 
— Ну ладно, давай. Свидимся еще, деньги будут высылай. — Улицу перешёл на другую сторону, слышим, орёт:
— Я чего спросить забыл, а пишете-то сейчас о чём?
— О тебе, Коля, пишем.
— Обо мне? А че обо мне писать? Чего у всех, то и у меня.
— Вот про то и пишем.
— Тогда как только, так сразу прочесть дадите.  
— Говно вопрос, по-любому……